ИГОРЬ СОРОКИН
Троицкий взвоз.
Дом Савиновых
Дом Савиновых
Третья история из цикла «Порталы истории»
По всей Волге в городах спуски, а в Саратове – взвозы. Слово с левого берега занесли чумаки – те, что сто лет, с Екатерины, возили эльтонскую соль к Волге. Соль пахла фиалками и отдавала в розовый. Тракт простирался на десятки вёрст в ширину. Волы тащили возы, возчики звались чумаками. Их Покровская слобода на двадцать лет стала столицей республики немцев поволжья – АССРНП. Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen. Немцев сюда тоже потянула Екатерина – за верёвочку нищеты с наживой: «Мы Всемилостивейше сим объявлением, что не только иностранных разных наций, кроме Жидов, благосклонно с Нашею обыкновенною Императорскою милостию на поселение в Россию приемлем и наиторжественнейшим образом утверждаем, что всем приходящим к поселению в Россию Наша Монаршая милость и благоволение оказывана будет…». Германцев из Гессена, Бадена, Саксонии, Гольштейна, Майнца было больше, чем голландцев, датчан, французов, швейцарцев. Всех, от германцев до французов, без разбору звали немцами по праву русской немоты.
В Саратове была примета, пунктуальные немцы сосчитали: три хохла с Покровской слободы утонуло, можно выходить на лёд – значит, встал. По всей Волге в городах спуски.
От Глебучева оврага начинался счёт трудовым саратовским взвозам: Казанский, Часовенный, Троицкий, Московский… Все подымались к Старому Собору. В Соборе была тишина и чёрный лик нерукотворного Спаса смотрел на белое, до ломоты, солнце за окном. Собор назывался Троицким. Волга шумела, кричала, грузила, хрипела, поставляла, свистела гудками, пела.
В Саратове была примета, пунктуальные немцы сосчитали: три хохла с Покровской слободы утонуло, можно выходить на лёд – значит, встал. По всей Волге в городах спуски.
От Глебучева оврага начинался счёт трудовым саратовским взвозам: Казанский, Часовенный, Троицкий, Московский… Все подымались к Старому Собору. В Соборе была тишина и чёрный лик нерукотворного Спаса смотрел на белое, до ломоты, солнце за окном. Собор назывался Троицким. Волга шумела, кричала, грузила, хрипела, поставляла, свистела гудками, пела.
1925 год. Вид с Волги на Московский и Троицкий взвозы
Первыми на Троицком взвозе стояли над Волгой два дома – над дровяными складами, над «забойкой». Справа, на красной стороне, жили Савиновы, слева, напротив – Рыковы. Из левого вышел председатель Совнаркома Алексей Иванович Рыков. Из правого художник Александр Иванович Савинов и писатель Борис Пильняк – дядя и племянник. В честь Рыкова, первого главы нового государства советов, плохую водку прозвали «рыковкой». Пильняк стал Председателем союза писателей, его дядя академиком живописи. Главу государства и писателя расстреляли, художник умер от истощения в блокадном Ленинграде.
Любой рассказ можно пересказать заново: словами других людей, картинами художников, фотографиями и документами. И тогда многоголосье правды – возникнет из прошлого – как на Волге в солнечный день…
Любой рассказ можно пересказать заново: словами других людей, картинами художников, фотографиями и документами. И тогда многоголосье правды – возникнет из прошлого – как на Волге в солнечный день…
Дом Савинова. Фотография братьев Леонтьевых
“
(«8 июля 1924. Сторожка в Шихановском лесничестве на Волге»): На террасе в этом доме, на косяке у двери были многие карандашные пометки, с инициалами против каждой пометки и датою; каждый раз (раньше, когда дом не был еще разрушен), когда ремонтировался дом, всегда отдавались распоряжения не закрашивать эти даты, — и до сих пор еще хранятся пометки: «К. М. 12 апр. 61 г.», «К. М. 29 апр. 62 г.» — каждые две буквы, хранящие за собою имя, с каждым годом шли вверх. Потом на двадцатипятилетие исчезали года и появлялись вновь в самом низу двери. Инициалы К. М. — Катюша Малинина, прабабка Катерина Ивановна, возросли высоко: высока была и стройна в молодости правительница дома Катерина Ивановна. И каждая первая в роде, так случалось, возникая через каждое двадцатипятилетие внизу двери, дорастала до Катерины Ивановны.
1900-е: …Жили тогда на Большой Московской (ныне Ленинская), где была торговля; только на лето приезжали сюда, как на дачу, на берег Волги, — совсем же переселились сюда, когда разорились и умер муж Катерины Ивановны, — и пометы на двери делали веснами, когда после зимы впервые выходили на террасу.
…С террасы в Волгу можно было бросить камнем и выкинуть тоску. И от улицы отгораживали террасу каменные лабазы, в которых раньше хранились соляные — для всего города — запасы, а потом, когда появился керосин, хранился керосин, вначале называвшийся фотогеном, потом фотонафтелем и только в самом конце керосином.
1900-е: …Жили тогда на Большой Московской (ныне Ленинская), где была торговля; только на лето приезжали сюда, как на дачу, на берег Волги, — совсем же переселились сюда, когда разорились и умер муж Катерины Ивановны, — и пометы на двери делали веснами, когда после зимы впервые выходили на террасу.
…С террасы в Волгу можно было бросить камнем и выкинуть тоску. И от улицы отгораживали террасу каменные лабазы, в которых раньше хранились соляные — для всего города — запасы, а потом, когда появился керосин, хранился керосин, вначале называвшийся фотогеном, потом фотонафтелем и только в самом конце керосином.
А.И.Савинов. Сумерки. СГХМ им.А.Н.Радищева
А.И.Савинов. Портрет матери. СГХМ им. А.Н.Радищева
1910-е: Поэтесса Надежда Павлович вспомнила (через полвека) поездку юности с Борисом – тилли-тилли-тесто – в июле 1915 года, в Саратов на пароходе, по Оке и Волге. Уже шла Первая Мировая и студент Вогау становился писателем Пильняком. «Старый купеческий дом, с деревянными лестницами, переходами, светёлками, чуланами, садом, и великолепная старуха, сродни горьковской бабушке. Та же талантливость, та же изумительная речь. Только у этой бабушки больше властности. Но сколько шуток, прибауток, поговорок, ума, усмешки! В бабушку я просто влюбилась, и она ничего ко мне – милостива: «Вон какую кралю ты себе нашёл!»…
А талантливость его была от бабушки: в ней была неистребимая щедрость натуры, которая передалась и сыну её, Александру Ивановичу Савинову, зеленоглазому, молчаливому и умному художнику…».
А талантливость его была от бабушки: в ней была неистребимая щедрость натуры, которая передалась и сыну её, Александру Ивановичу Савинову, зеленоглазому, молчаливому и умному художнику…».
“
Годы четырнадцатый и пятнадцатый прошли занавесью перед действом осьмнадцатого, двадцатых годов. В семнадцатом году пошли в переселения все правды и все народы, и манеры жить россиян: страшная гололедная гроза прошла по России, все размела, даже тех, кто жил в старом доме, все развеяла, все переморозила и перегрела в жарах и гололедицах. <…> Катерина Ивановна Коршунова умерла двадцать пятого октября тысяча девятьсот семнадцатого года. 1920-е: К двадцать третьему году обвалился лабаз, и было похоже, что дом прыгал в Волгу и разбил себе рожу — охренный дом — до крови красных кирпичей, да так и замер в своем скачке на дыбах, сдвинувшись, вжавшись в землю для прыжка. Но дом был каменен, громоздок, глух, приданое Катерины Ивановны.
Советский писатель Борис Пильняк ехал в поезде, в международном вагоне, из Москвы на Волгу, в полузабытый уже Саратов, вполузабытьи, читать лекцию по приглашению антрепренёра. Всё случилось: был 1924 год, апрель – когда сумерки зеленоваты и воруют покой. Коломна, гудки паровоза, решимость дождя, расставанье, Москва, асфальт, смешки в подворотнях, письмо с приглашением и телеграмма «согласен» – всё в один вечер. Поезд шёл мимо Коломны. На восток, на юг, и на юго-восток… Было неспешно и одиноко. Приходили мысли о бренности жизни, о детях, о годах и пыли лет. За окнами становилось всё степнее и просторнее. На полустанках продавали ландыши и сирень, по городу были развешаны афиши. Он гулял весь вечер - не решался идти туда, в неизвестность - живы ли? есть ли кто?
В доме ждали: как только с осторожностью решился, его встретил знакомый – хоть и впервые услышанный – молодой голос: заходи, мы тебя давно ждём!
В доме ждали: как только с осторожностью решился, его встретил знакомый – хоть и впервые услышанный – молодой голос: заходи, мы тебя давно ждём!
А.И.Савинов. Дом. СГХМ им. А.Н.Радищева
“
Те, даты коих возрастали сейчас же после «К. М.», отцы, разметались по всей России, инженер, фабрикант, столичный адвокат, — революционер и революционерка — оперная актриса, — два сына ушли под забойку, в галахи, в оборванцы, в горькие пьяницы.
Давно, в начале перестройки, в Питере, самоотверженном и холодном городе с мокрыми ногами, я слушал рассказ о солнечном Саратове двадцатых – от Савиновых, двоюродных братьев писателя.
У Олега, инженера, был шкафчик из тонких полок для хранения древних монет и он нарисовал мне старый саратовский дом – дрожащей уже рукой – в трёх проекциях, с указанием окон: мастерская отца – на Волгу, два окна Вогау над аркой.
У Глеба, художника, хранилась в мастерской щепка от забора в Пристанном – как особая цветовая нота – высеребренная саратовским солнцем. Он написал в книге об отце про мастерскую окнами на Волгу: «…она была на втором этаже нашего дома. Из окон её мы с братом вылезали на горячую крышу склада, стоящего рядом с домом, чтобы встречать пароходы. Мы узнавали старые пароходы старинных акционерных обществ «Самолёт» и «Кавказ и Меркурий» по гудкам далёким, но могучим. Крыша пугающе грохотала и обжигала наши босые ноги, а Волга вся – и вверх и вниз, с песками, разделявшими её тогда, текла под нами. <…> Помню выбеленные солнцем до голубизны доски сходен на пристанях, рыжие отражения лодок, барж, пароходов в быстрой, мутной песчаной воде реки с расплывающимися пятнами нефти, сором, арбузными корками, мальчишек, купающихся под самыми колёсами пароходов, на волнах от них, баржи с огромными брёвнами рулей. Люди на берегу, чёрные от голода и зноя, в выцветших одеждах, белые платки женщин, грузчики, матросы, беженцы и запах рогожи, смолёных лодок, рыбы, реки. Пароходы были событием в нашей мальчишеской жизни. Их осаждали беженцы, с них к пристаням сходили с криком, руганью, плачем, смехом новые люди».
У Олега, инженера, был шкафчик из тонких полок для хранения древних монет и он нарисовал мне старый саратовский дом – дрожащей уже рукой – в трёх проекциях, с указанием окон: мастерская отца – на Волгу, два окна Вогау над аркой.
У Глеба, художника, хранилась в мастерской щепка от забора в Пристанном – как особая цветовая нота – высеребренная саратовским солнцем. Он написал в книге об отце про мастерскую окнами на Волгу: «…она была на втором этаже нашего дома. Из окон её мы с братом вылезали на горячую крышу склада, стоящего рядом с домом, чтобы встречать пароходы. Мы узнавали старые пароходы старинных акционерных обществ «Самолёт» и «Кавказ и Меркурий» по гудкам далёким, но могучим. Крыша пугающе грохотала и обжигала наши босые ноги, а Волга вся – и вверх и вниз, с песками, разделявшими её тогда, текла под нами. <…> Помню выбеленные солнцем до голубизны доски сходен на пристанях, рыжие отражения лодок, барж, пароходов в быстрой, мутной песчаной воде реки с расплывающимися пятнами нефти, сором, арбузными корками, мальчишек, купающихся под самыми колёсами пароходов, на волнах от них, баржи с огромными брёвнами рулей. Люди на берегу, чёрные от голода и зноя, в выцветших одеждах, белые платки женщин, грузчики, матросы, беженцы и запах рогожи, смолёных лодок, рыбы, реки. Пароходы были событием в нашей мальчишеской жизни. Их осаждали беженцы, с них к пристаням сходили с криком, руганью, плачем, смехом новые люди».
Открытка начала XX века. В левом углу кадра виден дом Савинова, выше него - Казанская церковь
“
Годы двадцать второй — четвертый много хранили в себе печали для этих людей; в эти годы сыскивали люди друг друга, и приходили письма, как из-за гроба, из Алжира, из города в Америке Петербурга, написанные одновременно— и на разных языках и по-русски; <…> Та дверь на террасе, где делали пометы возрастаний, и самые эти пометы сохранились. <…> Под террасой, как и при бабке, буйничала сирень, пахнула так, что могла заболеть голова, — и к запаху сирени едва-едва примешивался запах тления, потому что за террасу выливали помои.
Борис Вогау (Пильняк) с сестрой Надеждой
Советский писатель Борис Пильняк был третьим поколением – палимпсест дверного косяка к его времени был уже испещрён, красноречив. Пометы возрастаний на террасе из забавы перешли в семейную традицию, в потребность. И потому так захотелось ему, в полузабытьи расставаний приехавшему в полузабытый старый дом, этого семейного причастия: он, третье поколение, нашёл свои пометы, последнюю свою помету, — стал под неё и понял: он снизился в росте на полтора вершка.
Раздышался на следующий вечер, на островах, покачиваясь в лодке среди Волги. А потом, уже ночью, на террасе под звёздным небом почуял, что пришла к нему та правда, которая всё разводит, как пословица, руками. И острою болью захотелось, чтобы здесь, именно на этой террасе, в забытом городе, в забытом доме, стали его дети, четвёртым уже поколением, стали к косяку двери и отмерились. Чтобы буйничали сирени и, перепутав день с ночью, пел соловей – над Волгой, залитой солнцем.
Потом, запершись от мира в лесной сторожке под Шиханами, он вырвал из сердца печальные страницы. Назвал их «Старый дом» – чтобы жить дальше. Помня теперь: «Терраса стояла на столбах, высотой сажени в две. Под террасой росли тополи, белые акации и сирень, и на десяток саженей - до забойки, до Волги - шли лесные склады… И за забойкой была Волга, просторная и вольная каждую весну и в песчаных мелях каждую осень. С террасы в Волгу можно было бросить камнем и выкинуть тоску».
Раздышался на следующий вечер, на островах, покачиваясь в лодке среди Волги. А потом, уже ночью, на террасе под звёздным небом почуял, что пришла к нему та правда, которая всё разводит, как пословица, руками. И острою болью захотелось, чтобы здесь, именно на этой террасе, в забытом городе, в забытом доме, стали его дети, четвёртым уже поколением, стали к косяку двери и отмерились. Чтобы буйничали сирени и, перепутав день с ночью, пел соловей – над Волгой, залитой солнцем.
Потом, запершись от мира в лесной сторожке под Шиханами, он вырвал из сердца печальные страницы. Назвал их «Старый дом» – чтобы жить дальше. Помня теперь: «Терраса стояла на столбах, высотой сажени в две. Под террасой росли тополи, белые акации и сирень, и на десяток саженей - до забойки, до Волги - шли лесные склады… И за забойкой была Волга, просторная и вольная каждую весну и в песчаных мелях каждую осень. С террасы в Волгу можно было бросить камнем и выкинуть тоску».
Снос дома Савиновых. Конец 1950-х. Фотография из архива Олега Митрохина
1960-е: Этот дом вместе с лабазами, сараями, забойкой и садом на нём, снесли при строительстве моста и набережной Космонавтов – на его месте построили пятиэтажку – поперёк взвоза, вдоль Волги. От братьев Олега Александровича и Глеба Александровича Савиновых, чьи пометы возрастали на косяке саратовского дома в 1920-х, от этих рыжих мальчишек преклонного возраста я узнал несколько подробностей – из прошлого:
1. В роду было много рыжих и в доме много детей. Когда их усаживали в телегу, и она трогалась, добрые языки провожали: «савиновские горшки поехали»
2. Забойкой называли стену из брёвен, забитых в ряд – держать оползающий берег. Между верандой и сараем был сад – на забойке.
3. Галахи – бездомные, опустившиеся на самое дно. Дом купца Галахова на Московском взвозе, отданный под ночлежку, давал им кров и оттого его обитатели звались в Саратове галаховцами, а проще – галахами.
4. Псевдоним Пильняк взят от украинской «пильни» (лесопилки). Хутор, на котором жил, приехав в харьковскую губернию к дяде-художнику молодой Борис Вогау летом 1915 года, назывался Пильнянка. Савинов работал над росписью щусевской церкви-музея в Натальевке – по заказу сахарозаводчика Харитоненко. Жители хутора назывались пильняками.
5. Пильняк был «непримиримый рыжий полунемец», он носил волшебные очки-велосипеды и пускал саратовскую пыль в глаза.
6. В 1920-е в доме жили так: первом этаже переплётчик с женой, их дочь, сын Киприян (друг детства Олега), на втором этаже три окна на Волгу, два по взвозу – мастерская отца, затем комната Глеба и Олега, затем, над аркой, жила тётка и её муж (Вогау) – родители Пильняка, затем комната, где какая-то пара (связаны с искусством) – вот всё, что сохранила детская память
7. Рыковы жили на Троицком взвозе напротив: будущий председатель совнаркома, и будущий академик живописи были в детстве дружны.
8. «Пильнянка» в переводе с украинского ещё и «лесоповал».
9. Пильняка забирали осенью, он вышел с маленьким сыном на руках, в день его рождения, уже вечер – сына тоже звали Борисом – страшно весёлый, в распахнутой белой рубахе, свободный, не взял узелка.
10. По всей Волге в городах спуски, а в Саратове – взвозы. Слово завезли с левого берега чумаки – те, что сто лет, с Екатерины, возили к Волге эльтонскую соль.
1. В роду было много рыжих и в доме много детей. Когда их усаживали в телегу, и она трогалась, добрые языки провожали: «савиновские горшки поехали»
2. Забойкой называли стену из брёвен, забитых в ряд – держать оползающий берег. Между верандой и сараем был сад – на забойке.
3. Галахи – бездомные, опустившиеся на самое дно. Дом купца Галахова на Московском взвозе, отданный под ночлежку, давал им кров и оттого его обитатели звались в Саратове галаховцами, а проще – галахами.
4. Псевдоним Пильняк взят от украинской «пильни» (лесопилки). Хутор, на котором жил, приехав в харьковскую губернию к дяде-художнику молодой Борис Вогау летом 1915 года, назывался Пильнянка. Савинов работал над росписью щусевской церкви-музея в Натальевке – по заказу сахарозаводчика Харитоненко. Жители хутора назывались пильняками.
5. Пильняк был «непримиримый рыжий полунемец», он носил волшебные очки-велосипеды и пускал саратовскую пыль в глаза.
6. В 1920-е в доме жили так: первом этаже переплётчик с женой, их дочь, сын Киприян (друг детства Олега), на втором этаже три окна на Волгу, два по взвозу – мастерская отца, затем комната Глеба и Олега, затем, над аркой, жила тётка и её муж (Вогау) – родители Пильняка, затем комната, где какая-то пара (связаны с искусством) – вот всё, что сохранила детская память
7. Рыковы жили на Троицком взвозе напротив: будущий председатель совнаркома, и будущий академик живописи были в детстве дружны.
8. «Пильнянка» в переводе с украинского ещё и «лесоповал».
9. Пильняка забирали осенью, он вышел с маленьким сыном на руках, в день его рождения, уже вечер – сына тоже звали Борисом – страшно весёлый, в распахнутой белой рубахе, свободный, не взял узелка.
10. По всей Волге в городах спуски, а в Саратове – взвозы. Слово завезли с левого берега чумаки – те, что сто лет, с Екатерины, возили к Волге эльтонскую соль.
«Старый дом» Пильняка. Источники
Из записных книжек Игоря Сорокина
Борис Пильняк
Простым карандашом по просьбе библиотекаря Саратовской ученой архивной комиссии С.Д.Соколова в 1927 году Б.А.Пильняк записал: «Родом и кровями я происхожу с Волги, из под Саратова, из немцев-колонистов (во мне мешаны три крови: германская, славянская и татарская, чуть-чуть, говорят еврейской), где и до сих пор живет бабка, плохо говорящая по-русски. <…> Отец мой был (и есть) земцем, земским врачом, и за ним я скитался по уездным городишкам, детство мое прошло в разъездах с отцом по участку, в садах, в бабках, в птицеловстве; веснами всегда ездил в Саратов к матери моей мамы (саратовская купчиха из старообрядцев). Зная Волгу, люблю, знаю поволжские степи» [1]
[1] Б.А.Пильняк «Автобиография». Саратовский областной музей краеведения, личный фонд С.Д.Соколова.
[1] Б.А.Пильняк «Автобиография». Саратовский областной музей краеведения, личный фонд С.Д.Соколова.
На фотографиях слева направо: Алексей Иванович Рыков;
Рыков во время автопробега в 1924 году;
очереди в Петрограде за водкой после отмены сухого закона.
Рыков во время автопробега в 1924 году;
очереди в Петрограде за водкой после отмены сухого закона.
“
— Ново-благословенная? — осведомился он.
— Бог с вами, голубчик, — отозвался хозяин. — Это спирт. Дарья Петровна сама отлично готовит водку.
— Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная — 30 градусов.
— А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это, во-первых, — а во-вторых, — бог их знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать — что им придет в голову?
— Все, что угодно, — уверенно молвил тяпнутый.
— Бог с вами, голубчик, — отозвался хозяин. — Это спирт. Дарья Петровна сама отлично готовит водку.
— Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная — 30 градусов.
— А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это, во-первых, — а во-вторых, — бог их знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать — что им придет в голову?
— Все, что угодно, — уверенно молвил тяпнутый.
Дом Рыковых на Троицком взвозе. Фотография братьев Леонтьевых
Рассказ «Старый дом». 8 июля 1924. Сторожка в Шихановском лесничестве на Волге
Написан в один присест, ураганно – как цельное переживание, напоследок. Не рассказ – – – камень – – выброшенной – тоски. Любой рассказ можно пересказать заново: словами, картинами, фотографиями, документами. И тогда многоголосье правды – возникнет из прошлого – как на Волге в солнечный день…
Вот сборы: Пильняк – Е.И.Замятину, 28 мая 1924 г. Москва: «А завтра в шесть двадцать вечера наш поезд увезёт нас (меня и Ольгу) в Нижний, оттуда пароход на Саратов, – и там в Саратове я не отойду от стола, пока не напишу романа. Мой адрес: Саратов, Троицкий взвоз, 4, Савиновых, кв. Вогау. Мне. – Но жить я буду в тридцати верстах от Саратова, на Волге, в лесу. Если будет досуг и воля – приезжай» .
Вот вышло: Пильняк – Андрею Белому, 21 июня 1924 г. Шиханское лесничество: «мы живём у чертей на куличках, где нет даже адреса и где ни одного ещё я не получил письма. Около нас Волга, волжские горы в лесах, пустынь и дичь. Живём мы в сторожке, пьём от лени сырые яйца и молоко, даже без хлеба и не каждый день видим людей и не всякий день одеваемся. Живём мы в сторожке втроём: Ольга Сергеевна, я и - волчонок, не аллегория, а просто волчонок-щенок, которого купил я в Тетюшах за целковый, - он воет, сосёт молоко и кусается... Живём мы в местах, где ели людей, - и вот, в трёх верстах (самое ближайшее жильё) находится немецкая "колонка" - до голода там было двадцать шесть домов, теперь осталось - три. А под горой по Волге - ходят, как ходили триста лет назад: бечевою, и стало быть - на людях ездят, ибо, если приехать к нам (мы в ста верстах от железной дороги, в шестнадцати от пароходной пристани, - так, если ехать с пристани), надо нанять рыбака, и он потащит тебя в лодке - на своём хребте - бечевою... Иной раз будит меня полесчик: это значит, что в горах воруют лес, и ему жутко слушать одному...»
Написан в один присест, ураганно – как цельное переживание, напоследок. Не рассказ – – – камень – – выброшенной – тоски. Любой рассказ можно пересказать заново: словами, картинами, фотографиями, документами. И тогда многоголосье правды – возникнет из прошлого – как на Волге в солнечный день…
Вот сборы: Пильняк – Е.И.Замятину, 28 мая 1924 г. Москва: «А завтра в шесть двадцать вечера наш поезд увезёт нас (меня и Ольгу) в Нижний, оттуда пароход на Саратов, – и там в Саратове я не отойду от стола, пока не напишу романа. Мой адрес: Саратов, Троицкий взвоз, 4, Савиновых, кв. Вогау. Мне. – Но жить я буду в тридцати верстах от Саратова, на Волге, в лесу. Если будет досуг и воля – приезжай» .
Вот вышло: Пильняк – Андрею Белому, 21 июня 1924 г. Шиханское лесничество: «мы живём у чертей на куличках, где нет даже адреса и где ни одного ещё я не получил письма. Около нас Волга, волжские горы в лесах, пустынь и дичь. Живём мы в сторожке, пьём от лени сырые яйца и молоко, даже без хлеба и не каждый день видим людей и не всякий день одеваемся. Живём мы в сторожке втроём: Ольга Сергеевна, я и - волчонок, не аллегория, а просто волчонок-щенок, которого купил я в Тетюшах за целковый, - он воет, сосёт молоко и кусается... Живём мы в местах, где ели людей, - и вот, в трёх верстах (самое ближайшее жильё) находится немецкая "колонка" - до голода там было двадцать шесть домов, теперь осталось - три. А под горой по Волге - ходят, как ходили триста лет назад: бечевою, и стало быть - на людях ездят, ибо, если приехать к нам (мы в ста верстах от железной дороги, в шестнадцати от пароходной пристани, - так, если ехать с пристани), надо нанять рыбака, и он потащит тебя в лодке - на своём хребте - бечевою... Иной раз будит меня полесчик: это значит, что в горах воруют лес, и ему жутко слушать одному...»
А.В.Скворцов. Старый дом
Дом Савинова в кадре фильма Владимира Басова «Первые радости» (1956 год)
к/ф «Необыкновенное лето», 1957. Режиссёр Владимир Басов. Сергей Плотников (Тихон Парабукин), Владимир Дружников (Цветухин), Михаил Названов (Пастухов). Съёмки в Саратове: «на Горах», в Липках, на Музейной площади. Сцена посещения Цветухиным и Пастуховым ночлежки снята на Троицком взвозе. Несмотря на то, что в романе Парабукин с семьёй занимает комнату во втором этаже ночлежки, авторы фильма использовали для съёмок мощные подвалы савиновского дома. Именно о них – Пильняк: В доме внизу, там, где были лабазы, кладовые, подвалы, в полуземле были еще какие-то, похожие на тюремные, ширококаменные, за решетками — как их назвать, — квартиры, каморы, — там на зимовки становились водоливы, — там в одном из таких сводчатых подвалов жил с семьей столяр Панкрат Иваныч, бастовал и голодал… Что это: сохранила память, или создали домыслы? — что в этом доме бывал Пугачев, что под домом в подвалах (под домом большие были подвалы, и были они засыпаны) — в подвалах жили разбойники и фальшивомонетчики и шли там подземные ходы. И мальчишкам — им все равно было, что бабушка ездит в государственный банк и в сиротский суд — мальчишкам, тем, чьи даты возникли в девяностых годах, необходимо было раскопать подвалы, самим застревать там так, что их надо было раскапывать, подкарауливать с кухонными ножами ночами (пока не заснут на посту) фальшивомонетчиков у дверей в кладовую и обдумывать, как бы снова изобрести Пугачева и каждому стать у него Хлопушей (память о Пугачеве крепко тогда жила на Волге, и мальчишки ее почерпали от бурлаков на забойке) .
Иван Николаевич Савинов с внучкой
№ 684. Савинова Ивана Николаевича наследники 287 пл. кв. Уг. Московской и Большой Сергиевской. оценочная стоимость 8030 р. Тоже 289 пл. кв. Часовенная ул. и Троицкий взвоз. оценочная стоимость 6670 р. [1]
[1] Алфавитный список избирателей г. Саратова на четырёхлетие 1905-1908 гг. 1-й избирательный участок. Саратов, 1905.
[1] Алфавитный список избирателей г. Саратова на четырёхлетие 1905-1908 гг. 1-й избирательный участок. Саратов, 1905.
Александр Иванович Савинов
Благодаря ярким впечатлениям Владимира Милашевского («Вчера, позавчера») можно проникнуть – взглядом ребёнка – внутрь старого дома: «Вот мы едем утром на трамвае по Московской улице к Волге, к Старому собору. …начало одиннадцатого. Уважающий себя саратовец в это время ест пироги, а не тащится неизвестно куда и неизвестно зачем. <…> Мы подъехали к концу маршрута, к Старому собору. <…> От собора идёт по взгорью длинная улица – Большая Сергиевская. Всё, что направо от неё, если идти на юг, называется улицами, всё, что налево, к Волге … «взвозы». <…>
Дома стоят как бы в театральном амфитеатре. Второй этаж нижележащего дома соответствует подвалу вышестоящего. Все фундаменты и нижние этажи треугольные. <…> Один дом как бы не мешает смотреть другому на главную сцену жизни – Волгу. <…> Как замечательно описал эти взвозы, совсем «не стараясь», Константин Федин в своём изумительном рассказе «Старик» (хотя в «Братьях» сочнее: «Если на свете и найдется нескучное место, так это – речные пристани. И если наступит когда-нибудь светопреставление, то умирать будет веселее всего на взвозах…» . (К. Федин. Братья) – И.С.).
…Мы нашли этот дом. Мне почему-то сразу вспомнился Гоголь, его эпоха. Вероятно, дом постройки времён царствования «Благословенного»! но, конечно, не столичное изящное щегольство, а лишь бы покрепче. «неладно скроен, да крепко сшит». Ба! Да ведь это дом Кабанихи из «Грозы». Как же мы сразу этого не почувствовали?!
Мы позвонили… ждём… ещё звоним.
<…> Мы стоим с Лодыгиным на самом краю берега, на рубеже не только земли, но и культуры.
Наконец мы слышим, кто-то спускается сверху по лестнице. Нам отворяют.
– А-э! Это вы! – говорит Никулин. – У нас из комнат звонок не всегда слышен…
Сени огромные – в них свободно могла бы разместиться супружеская пара слонов.
Тёмный коридор. Гигантские шкафы, сверху на них какие-то разломанные диваны ногами кверху.
– Вот моя дверь.
Мы заходим и натыкаемся на огромный холст, перегородивший всю комнату из угла в угол по диагонали. <…>
Мы стали писать. Вошёл Савинов. Сам Савинов! Молодой, но уже с лёгкой лысинкой, с рыжеватой бородкой, с несколько скромными и тихими движениями. «Сын Кабанихи», – подумал я.
Мы благоговели.
«Он весь в будущем, но уже и сейчас…» – пронеслось в мозгу.»
Дома стоят как бы в театральном амфитеатре. Второй этаж нижележащего дома соответствует подвалу вышестоящего. Все фундаменты и нижние этажи треугольные. <…> Один дом как бы не мешает смотреть другому на главную сцену жизни – Волгу. <…> Как замечательно описал эти взвозы, совсем «не стараясь», Константин Федин в своём изумительном рассказе «Старик» (хотя в «Братьях» сочнее: «Если на свете и найдется нескучное место, так это – речные пристани. И если наступит когда-нибудь светопреставление, то умирать будет веселее всего на взвозах…» . (К. Федин. Братья) – И.С.).
…Мы нашли этот дом. Мне почему-то сразу вспомнился Гоголь, его эпоха. Вероятно, дом постройки времён царствования «Благословенного»! но, конечно, не столичное изящное щегольство, а лишь бы покрепче. «неладно скроен, да крепко сшит». Ба! Да ведь это дом Кабанихи из «Грозы». Как же мы сразу этого не почувствовали?!
Мы позвонили… ждём… ещё звоним.
<…> Мы стоим с Лодыгиным на самом краю берега, на рубеже не только земли, но и культуры.
Наконец мы слышим, кто-то спускается сверху по лестнице. Нам отворяют.
– А-э! Это вы! – говорит Никулин. – У нас из комнат звонок не всегда слышен…
Сени огромные – в них свободно могла бы разместиться супружеская пара слонов.
Тёмный коридор. Гигантские шкафы, сверху на них какие-то разломанные диваны ногами кверху.
– Вот моя дверь.
Мы заходим и натыкаемся на огромный холст, перегородивший всю комнату из угла в угол по диагонали. <…>
Мы стали писать. Вошёл Савинов. Сам Савинов! Молодой, но уже с лёгкой лысинкой, с рыжеватой бородкой, с несколько скромными и тихими движениями. «Сын Кабанихи», – подумал я.
Мы благоговели.
«Он весь в будущем, но уже и сейчас…» – пронеслось в мозгу.»
Александр Иванович Савинов – русский советский живописец и педагог, дядя писателя Бориса Пильняка. Отец художника Глеба Савинова.
Александр Иванович Савинов родился в 1881 году в семье саратовского купца-лесоторговца. Учился в саратовской гимназии. В 1897 году поступил в только что открытое Боголюбовское рисовальное училище, в котором занимался до 1900 года.
В 1901 году Александр Савинов уехал в Санкт-Петербург, где вскоре поступил в Высшее художественное училище при Императорской Акакдемии художеств. В 1908 году Александр Савинов окончил Академию с большой золотой медалью, представив конкурсную работу «Купание лошадей на Волге».
После Февральской революции 1917 года Савинов участвовал в мероприятиях по реорганизации Академии художеств, в числе первых он был избран профессором Петроградских государственных свободных художественно-учебных мастерских. Однако в конце года в связи со смертью матери возвратился в Саратов.
В 1922 году Александр Савинов возвратился в Петроград, где началась его многолетняя педагогическая работа в реформированной Академии художеств.
После начала Великой Отечественной войны Александр Савинов остался в блокадном Ленинграде, работал над плакатами и рукописью неоконченной книги «Работа художника над картиной. Принимал активное участие в подготовке к эвакуации музейных экспонатов Эрмитажа: «В 1941 году Александр Савинов принимал деятельное участие в эвакуации Эрмитажа. Из-за нехватки времени драгоценные холсты нередко срезались с подрамников и сворачивались в трубки. Савинову было поручено демонтировать произведения Рембрандта. Отказавшись от скоростного метода, он несколько дней и ночей, лежа на полу, аккуратно вынимал старинные мелкие гвозди, крепившие холсты к подрамникам, и без единого повреждения упаковал шедевры любимого им великого мастера. Это и был его последний художественный акт любви и преданности искусству». Александр Иванович Савинов скончался 25 февраля 1942 года в блокадном Ленинграде на шестьдесят первом году жизни.
Александр Иванович Савинов родился в 1881 году в семье саратовского купца-лесоторговца. Учился в саратовской гимназии. В 1897 году поступил в только что открытое Боголюбовское рисовальное училище, в котором занимался до 1900 года.
В 1901 году Александр Савинов уехал в Санкт-Петербург, где вскоре поступил в Высшее художественное училище при Императорской Акакдемии художеств. В 1908 году Александр Савинов окончил Академию с большой золотой медалью, представив конкурсную работу «Купание лошадей на Волге».
После Февральской революции 1917 года Савинов участвовал в мероприятиях по реорганизации Академии художеств, в числе первых он был избран профессором Петроградских государственных свободных художественно-учебных мастерских. Однако в конце года в связи со смертью матери возвратился в Саратов.
В 1922 году Александр Савинов возвратился в Петроград, где началась его многолетняя педагогическая работа в реформированной Академии художеств.
После начала Великой Отечественной войны Александр Савинов остался в блокадном Ленинграде, работал над плакатами и рукописью неоконченной книги «Работа художника над картиной. Принимал активное участие в подготовке к эвакуации музейных экспонатов Эрмитажа: «В 1941 году Александр Савинов принимал деятельное участие в эвакуации Эрмитажа. Из-за нехватки времени драгоценные холсты нередко срезались с подрамников и сворачивались в трубки. Савинову было поручено демонтировать произведения Рембрандта. Отказавшись от скоростного метода, он несколько дней и ночей, лежа на полу, аккуратно вынимал старинные мелкие гвозди, крепившие холсты к подрамникам, и без единого повреждения упаковал шедевры любимого им великого мастера. Это и был его последний художественный акт любви и преданности искусству». Александр Иванович Савинов скончался 25 февраля 1942 года в блокадном Ленинграде на шестьдесят первом году жизни.
Старые дома на Троицком взвозе. 1968 год. Фотография Германа Рассветова
ОБ АВТОРЕ
Игорь Сорокин, 1965 г.р., поэт, прозаик, эссеист, окончил филологический факультет СГУ (1988), аспирант РГГУ (Москва). С 1989 по 2007 — заведующий домом-музеем П.В. Кузнецова (Саратовский государственный художественный музей имени А.Н. Радищева). Публиковался в журналах "Волга", "Знамя", "Дети Ра" и самиздате: "Костер" (Париж), "Сочельник" (Саратов), "Остров Борнгольм" (СПб. — Курск), "АБГ" (Тбилиси), "Черновик" (Нью-Йорк), "reflection" (Чикаго), "Дирижабль" (Нижний Новгород), "Василиск" (Саратов), "Раненбургская крепость" (Чаплыгин),
в 1986—1991 состоял членом литературного объединения "Контрапункт".
Игорь Сорокин, 1965 г.р., поэт, прозаик, эссеист, окончил филологический факультет СГУ (1988), аспирант РГГУ (Москва). С 1989 по 2007 — заведующий домом-музеем П.В. Кузнецова (Саратовский государственный художественный музей имени А.Н. Радищева). Публиковался в журналах "Волга", "Знамя", "Дети Ра" и самиздате: "Костер" (Париж), "Сочельник" (Саратов), "Остров Борнгольм" (СПб. — Курск), "АБГ" (Тбилиси), "Черновик" (Нью-Йорк), "reflection" (Чикаго), "Дирижабль" (Нижний Новгород), "Василиск" (Саратов), "Раненбургская крепость" (Чаплыгин),
в 1986—1991 состоял членом литературного объединения "Контрапункт".
Строительство новой набережной на месте Троицкого взвоза. Конец 1950-х. Из личного архива Олега Митрохина
НЕКОММЕРЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ «МОСКВА – САРАТОВ» И ФОНД «ГОРОД В РАЗВИТИИ»
ПРЕДСТАВЛЯЮТ ПРОЕКТ
ПРЕДСТАВЛЯЮТ ПРОЕКТ
«ПОРТАЛЫ ИСТ
Логотип Алексея Кашанина
В 2015 году стартовал новый проект «Саратовская крепость: рассредоточенный музей города», призванный обратить особое внимание на тот участок городской территории, где в XVII веке расположился «третий Саратов». Предполагается превратить эту часть Саратова в своеобразный музей истории города – музей под открытым небом, смотрителями-проводниками-хранителями и владельцами которого станут сами жители. Мы же решили расширить исторические рамки этого проекта, обратив внимание на одно из самых красивых мест Саратова – Набережную Космонавтов. Мы хотим превратить обычные проходные арки в домах по Набережной – из двора на улицу – в «порталы истории», сделать их проходами на берег Волги старого Саратова. Одним из таких музейных залов станет арка в доме № 7 – на месте которой когда-то стоял дом Савиновых.
1965 год. Дома номер 7 и 8 по Набережной Космонатов, построенные на месте
Троицкого и Часовенного взвозов
Троицкого и Часовенного взвозов
Как это выглядит сейчас
Что мы хоти
Отреставрировать арку и превратить ее в «портал». Мы провели уже благотворительный аукцион, на котором собрали 84 000 рублей для проведения первых ремонтных работ. Архитектурное и дизайн-решение преображенной арки находятся в стадии разработки. Срок реализации проекта – апрель / май 2016 года.
На этом мы не хотим останавливаться. Наша цель – сделать «порталами» все 4 арки, существующие в домах на Набережной Космонавтов, напомнив о Введенской (Старо-Покровской) церкви, Покровской единоверческой церкви, доме Савинова, в котором вырос известный советский писатель Борис Пильняк, и многих других важных местах прибрежного Саратова.
На этом мы не хотим останавливаться. Наша цель – сделать «порталами» все 4 арки, существующие в домах на Набережной Космонавтов, напомнив о Введенской (Старо-Покровской) церкви, Покровской единоверческой церкви, доме Савинова, в котором вырос известный советский писатель Борис Пильняк, и многих других важных местах прибрежного Саратова.
Как нам можно помочь
Реставрация и художественное оформление одной арки обойдется в сумму не меньше 300 000 рублей. Для тех, кто может помочь в реализации нашего проекта, который призван стать одним из важных туристических маршрутов Саратова, указываем способы перечисления денег.
Фонд содействия развитию города «ГОРОД В РАЗВИТИИ»
РЕКВИЗИТЫ РУБЛЕВОГО СЧЕТА
Получатель: Фонд содействия развитию города «ГОРОД В РАЗВИТИИ»
ИНН 6450999305
р/счет 40703810200000000176
в АО КБ «СИНЕРГИЯ» г. Саратов
БИК 046311766
кор/сч 30101810700000000766
Просьба указывать в цели платежа:
Платеж: «Благотворительное пожертвование на проект Порталы истории»
Станислав ГРИДАСОВ
Карта Сбербанка: 4276380024866589
Яндекс-деньги: 41001165608945
Pay Pal: gridassov@gmail.com
Просьба указывать в цели платежа
«Порталы истории»
Фонд содействия развитию города «ГОРОД В РАЗВИТИИ»
РЕКВИЗИТЫ РУБЛЕВОГО СЧЕТА
Получатель: Фонд содействия развитию города «ГОРОД В РАЗВИТИИ»
ИНН 6450999305
р/счет 40703810200000000176
в АО КБ «СИНЕРГИЯ» г. Саратов
БИК 046311766
кор/сч 30101810700000000766
Просьба указывать в цели платежа:
Платеж: «Благотворительное пожертвование на проект Порталы истории»
Станислав ГРИДАСОВ
Карта Сбербанка: 4276380024866589
Яндекс-деньги: 41001165608945
Pay Pal: gridassov@gmail.com
Просьба указывать в цели платежа
«Порталы истории»
В предыдущих сериях
Публикацию подготовил Станислав Гридасов
Руководитель проекта «Москва – Саратов»
Инициативная
Андрей Ботов, Станислав Гридасов, Татьяна Зайцева, Алексей Кашанин, Ольга Руднева, Игорь Сорокин,
Анастасия Тарасова, Антон Хействер.
Андрей Ботов, Станислав Гридасов, Татьяна Зайцева, Алексей Кашанин, Ольга Руднева, Игорь Сорокин,
Анастасия Тарасова, Антон Хействер.
Материал подготовлен в рамках проекта «Фотографии старого Саратова»
