Покровская единоверческая церковь
Первая история из цикла
«Порталы истории» – рассказ об одном из исчезнувших навсегда храмов Саратова.
«Порталы истории» – рассказ об одном из исчезнувших навсегда храмов Саратова.
Некоммерческая организация «Москва – Саратов» и фонд «Город в развитии»
представляют проект
представляют проект
«ПОРТАЛЫ ИСТОРИИ»
В 2015 году стартовал новый проект «Саратовская крепость: рассредоточенный музей города», призванный обратить особое внимание на тот участок городской территории, где в XVII веке расположился «третий Саратов». Предполагается превратить эту часть Саратова в своеобразный музей истории города – музей под открытым небом, смотрителями-проводниками-хранителями и владельцами которого станут сами жители. Мы же решили расширить исторические рамки этого проекта, обратив внимание на одно из самых красивых мест Саратова – Набережную Космонатов. Мы хотим превратить обычные проходные арки в домах по Набережной – из двора на улицу – в «порталы истории», сделать их проходами на берег Волги старого Саратова. Одним из таких музейных залов станет арка в доме № 5. Когда-то примерно на ее месте стояла одна из старейших в Саратове старообрядческих церквей.
Алексей Кашанин
К истории раскола
1653 год – начало раскола. Патриарх Никон рассылает по московским церквям «Память» о замене части земных поклонов на молитве Ефрема Сирина поясными и об употреблении троеперстного крестного знамения вместо двуперстного.
1667 год – Большой московский собор одобряет реформы Никона, а всех, кто не принял новые правила, предает анафеме как еретиков.
1682 год – в Пустозерске заживо сожжен протопоп Аввакум.
1700-е годы – по некоторым данным, в бегах находятся около миллиона старообрядцев (10% населения страны). Большинство бежит в Польшу, Великое княжество Литовское, Пруссию.
1762 год – манифест императрицы Екатерины II, призывающий старообрядцев, бежавших за пределы России, вернуться в страну и селиться на землях Саратовской губернии между реками Большой и Малый Иргиз.
1800 год – начало перехода части старообрядцев под юрисдикцию РПЦ при условии сохранения всей дореформенной обрядности. Для этого создается отдельная структура – Единоверческая церковь.
1667 год – Большой московский собор одобряет реформы Никона, а всех, кто не принял новые правила, предает анафеме как еретиков.
1682 год – в Пустозерске заживо сожжен протопоп Аввакум.
1700-е годы – по некоторым данным, в бегах находятся около миллиона старообрядцев (10% населения страны). Большинство бежит в Польшу, Великое княжество Литовское, Пруссию.
1762 год – манифест императрицы Екатерины II, призывающий старообрядцев, бежавших за пределы России, вернуться в страну и селиться на землях Саратовской губернии между реками Большой и Малый Иргиз.
1800 год – начало перехода части старообрядцев под юрисдикцию РПЦ при условии сохранения всей дореформенной обрядности. Для этого создается отдельная структура – Единоверческая церковь.
Материалы к истории Покровской церкви
«Раньше, чем на Иргизе, появилась в Саратове, во дворе купца Горина <территория современного двора у дома № 5 по Набережной Космонавтов>, деревянная часовня, – прот. <Гавриил> Чернышевский относит ее возникновение к 1762 году, но раскольники местные утверждают, что она открыта значительно раньше, и такое утверждение ничего не имеет против себя, тем более, что в Саратове не было недостатка в богатых и сильных покровителях раскола – в которой беспрепятственно отправляли богослужение стародубские попы. Местные купцы, с Барановым во главе, не жалели средств для поддержания и распространения старообрядчества в самом Саратове и в окрестностях его. В 1772 году Баранов достал от подлежащих властей разрешение перестроить обветшавшую уже часовню и, в замену ей, построил на своем дворовом месте обширную каменную, с главами и крестом, имеющую совершенное подобие православного храма. Около часовни выстроены были деревянные кельи для причта церковного; впоследствии тут же возникла и богадельня для престарелых и увечных, а самое место перешло от Баранова к саратовскому раскольничьему обществу. Постройка барановской часовни, получившей после название Покровской, тянулось много лет с большими перерывами, представляя для саратовских властей что-то вроде курицы с золотыми яйцами; возможно, что она затянулась бы и еще больше, если бы не содействие В.А.Злобина, который пришел на помощь изнемогающим строителям и дал им возможность без помех окончить дело к 1797 году». (Н.С.Соколов. «Раскол в Саратовском крае». Саратов, 1886).
Василий Злобин. Портрет работы неизвестного художника
Василий Алексеевич Злобин (середина 1750-х – 1814) – вольский «именитый гражданин», известный предприимчивостью, богатством и благотворительностью, по словам историка Костомарова, человек гениальный на поприще торговых спекуляций. Сын бедного крестьянина села Воскресенского Алексея Никифорова Половника, по прозвищу Злобин, к концу XVIII века стал одним из самых богатых и влиятельных людей Российской империи. Случай свел его с генерал-прокурором Синода князем Александром Алексеевичем Вяземским, когда тот приезжал в свое саратовское имение. Деловая хватка молодого человека понравилась князю, и он сначала назначил его управлять имением, а потом и вызвал к себе в Петербург. Всего через несколько лет Злобин держал винные откупы, содержал казённые рыбные промыслы в Астрахани, держал на откупе все игральные карты империи, поставлял продукты в Москву и Санкт-Петербург и соль в двадцать губерний России. В день Злобин получал чистого дохода до 1000 рублей, при этом оставаясь довольно простым человеком.
По описанию, данному ему одним из современников, встречавших его в Петербурге в 1802 году, Злобин представлял собою «тип русского мужика, человека и доброго, и хитрого; он сохранил и поступь, и речи, и поговорки своего первобытного состояния, одним словом, всё, даже одежду и бороду». В богатом русском кафтане он являлся по большим праздникам во дворец, и не было в Петербурге ни одного человека, который бы не знал его. И сам Злобин, и его жена Пелагея были известными жертвователями на старообрядческие храмы и монастыри. Так, одному из женских монастырей на Иргизе Пелагея Злобина подарила кокошник, усыпанный бриллиантами, за 40 000 рублей. Семья Злобиных много помогала и беднейшим слоям саратовского населения. К примеру, сын Василия Злобина, Константин, в 1808–1811 гг. передал 40 000 рублей и дом с садовым местом под «заведение» больниц для бурлаков в Саратове, Камышине, Царицыне и Хвалынске.
По описанию, данному ему одним из современников, встречавших его в Петербурге в 1802 году, Злобин представлял собою «тип русского мужика, человека и доброго, и хитрого; он сохранил и поступь, и речи, и поговорки своего первобытного состояния, одним словом, всё, даже одежду и бороду». В богатом русском кафтане он являлся по большим праздникам во дворец, и не было в Петербурге ни одного человека, который бы не знал его. И сам Злобин, и его жена Пелагея были известными жертвователями на старообрядческие храмы и монастыри. Так, одному из женских монастырей на Иргизе Пелагея Злобина подарила кокошник, усыпанный бриллиантами, за 40 000 рублей. Семья Злобиных много помогала и беднейшим слоям саратовского населения. К примеру, сын Василия Злобина, Константин, в 1808–1811 гг. передал 40 000 рублей и дом с садовым местом под «заведение» больниц для бурлаков в Саратове, Камышине, Царицыне и Хвалынске.
«Во всех вещах торопливость есть первый вред; тем подавно в важных, особенно же когда наследник должен идти в противоречие к предшественнику; сверх того, я требую сперва доказательств, а потом приму меры, которые признаю нужными, с тем большей твердостью, чем больше убежден буду в справедливости».
Император Николай I
Из резлюции о раскольниках 29 января 1826 года
«В начале 1832 году Переверзев* распорядился сломать деревянные постройки на дворе Барановской часовни в Саратове, «в виду их ветхости, угрожающей опасностью живущих в них и безобразящей местность». Раскольники немедленно обратились к нему с просьбой о разрешении на место сломанных ветхих лачуг построить каменный флигель и несколько покоев для помещения богадельни. Переверзев, имея в виду, что цель постройки – богадельня – соответствует целям правительства, заботящегося о призрении бедных и беспомощных, и что здание совершенно согласно с высочайше конфирмованным для Саратова планом, дал разрешение. Во вновь построенных зданиях разместилось 14 человек мужчин и 76 женщин, большей частью преклонных лет, с имеющимися у иных детьми 9 – 16-летнего возраста; тут же устроились и три уставщика со своими семьями. Правил в этой богадельне, по отзыву самого Переверзева в представлении министру внутренних дел от 16 декабря 1835 года, «никаких особенных нет», кроме того, что призреваемые должны присутствовать при каждом отправлении богослужения. Богадельщики, или вернее скитники, как люди преклонных лет и при том ни в чем предосудительном не замеченные, пользовались полной свободой, без всякого надзора. При богадельне открылась и школа с 24 детьми, в которой обучением занимались уставщики. Кроме уставщиков имелся при часовне и священник, отправлявший богослужение и требы довольно открыто. Часовня и богадельня, по объяснению попечителей, содержится на суммы свечной выручки и кошелькового сбора, т.е. на 1100 – 1500 рублей в год, при чем из этих же денег уплачивалось жалованье сторожам и уставщикам и исправлялись «полицейские повинности**». Если так велось дело в Саратове, на глазах всей администрации, как гражданской, так и духовной, то легко представить себе, что творилось в глуши уездов***». (Н.С.Соколов. «Раскол в Саратовском крае». Саратов, 1886).
ПРИМЕЧАНИЯ
* Федор Лукич Переверзев – саратовский губернатор с 1831 года по 1835-й.
** В 1843 году старообрядческая Барановская часовня насчитывала 2300 прихожан.
*** Насильственный перевод старообрядцев в единоверие начался в 1830-е годы при императоре Николае I. Согласно «Справочной книге саратовской епархии» (за 1912 год) Покровская церковь стала единоверческой в 1844 году, а освящена была в 1854-м.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Федор Лукич Переверзев – саратовский губернатор с 1831 года по 1835-й.
** В 1843 году старообрядческая Барановская часовня насчитывала 2300 прихожан.
*** Насильственный перевод старообрядцев в единоверие начался в 1830-е годы при императоре Николае I. Согласно «Справочной книге саратовской епархии» (за 1912 год) Покровская церковь стала единоверческой в 1844 году, а освящена была в 1854-м.
Борис Мозер. Покровская единоверческая церковь
Саратовская семья старообрядцев
«Раскольники спрятались под маской единоверия, но не перестали быть раскольниками; конечно, бессознательно, по невежеству, но очень характерно саратовская полиция с этого времени завела в своих списках отдельную графу с заглавием «раскольники единоверческой секты». Наружную язву, доступную глазу, замазали обоюдными стараниями, вогнали вовнутрь организма. Десять лет спустя вот что писал гр. Стенбок об этом дутом единоверии: «Масленниковская церковь (так называлась Барановская часовня после мнимого воссоединения) не боле, чем сборище тайных раскольников, большей частью даже покровителей раскола, прикрывающих свои действия личиной единоверия».(Н.С.Соколов. «Раскол в Саратовском крае». Саратов, 1886).
ПРИМЕЧАНИЕ
Однопрестольная Покровская единоверческая церковь была меньше размером, чем соседняя православная Введенская (Старо-Покровская), но больше по числу прихожан. «Справочная книга саратовской епархии» (за 1912 год) сообщает, что у Введенской в приходе 117 домов (234 мужчин, 298 женщин, среди которых 25 инославных (10 мужчин, 15 женщин), 26 раскольников (10 мужчин, 16 женщин), 8 единоверцев (4 мужчин, 4 женщины). У Покровской: 176 домов (347 мужчин, 313 женщин). Церковный капитал Введенской составлял 2260 рублей 53 копейки, а в Покровской – 6837 рублей 50 копеек (а капитал причта 7950 рублей).
ПРИМЕЧАНИЕ
Однопрестольная Покровская единоверческая церковь была меньше размером, чем соседняя православная Введенская (Старо-Покровская), но больше по числу прихожан. «Справочная книга саратовской епархии» (за 1912 год) сообщает, что у Введенской в приходе 117 домов (234 мужчин, 298 женщин, среди которых 25 инославных (10 мужчин, 15 женщин), 26 раскольников (10 мужчин, 16 женщин), 8 единоверцев (4 мужчин, 4 женщины). У Покровской: 176 домов (347 мужчин, 313 женщин). Церковный капитал Введенской составлял 2260 рублей 53 копейки, а в Покровской – 6837 рублей 50 копеек (а капитал причта 7950 рублей).
Введенская (Старо-Покровская)
и Покровская единоверческая церкви на берегу Волги.
Начало XX века
и Покровская единоверческая церкви на берегу Волги.
Начало XX века
Ю.В.Разумовская Купец. Саратов 1916 г.
В Саратове, как и по всей России, купцы-старообрядцы были одними из первых и значительнейших благотворителей. Здания, бескорыстно ими построенные, продолжают служить саратовцам. Так, богадельня при Казанской старообрядческой церкви, построенная в 1883 году на средства купца Ефима Яковлевича Горина, теперь (в перестроенном виде) – жилой дом на углу улиц Чернышевского и Григорьева. Значительную сумму на первую в Саратове глазную клинику – по образцу мадридской лечебницы, «аккумулируя все лучшее для переноса в Саратов» – пожертвовала в начале XX века Анна Васильевна Чирихина. Эта клиника до сих пор работает на углу Вольской и Бахметьевской улиц. Та же Чирихина, знаменитая на весь город заводчица, передала принадлежащий ей дом и обустроила его под нужды школы для саратовского отделения попечительства о слепых (ныне – жилой дом на углу Московской и Мичурина). Неподалеку от Покровской единоверческой церкви, на углу Обуховского переулка и Миллионной улицы, Чирихина построила в 1911 году сиротский приют для мальчиков.
Первая в Саратове детская больница – на Соколовой улице – также была построена на средства богатого купца-старообрядца Ивана Александровича Поздеева. В своем завещании он указал пустить часть его капиталов на «богоугодные деяния». Вдова Ивана Александровича, Дарья Семеновна, исполнила волю покойного мужа, и больница эта действует и поныне.
Можно здесь упомянуть и городского голову Саратова в 1850-е годы Льва Степановича Масленникова, втайне покровительствовавшего старообрядцам. Современник так писал о его деятельности: «им устроены, между прочим, водопровод, богадельня на единоверческом кладбище, на собственный счет выстроены дома для бедных граждан Саратова, что ныне Масленниковские выселки, «Стрелка» тож, а также им разведен бульвар около нового собора <речь идет о Липках>. Вообще Масленников известен многими благотворительными делами, хотя темные стороны его жизни не составляли в свое время ни для кого тайны».
Первая в Саратове детская больница – на Соколовой улице – также была построена на средства богатого купца-старообрядца Ивана Александровича Поздеева. В своем завещании он указал пустить часть его капиталов на «богоугодные деяния». Вдова Ивана Александровича, Дарья Семеновна, исполнила волю покойного мужа, и больница эта действует и поныне.
Можно здесь упомянуть и городского голову Саратова в 1850-е годы Льва Степановича Масленникова, втайне покровительствовавшего старообрядцам. Современник так писал о его деятельности: «им устроены, между прочим, водопровод, богадельня на единоверческом кладбище, на собственный счет выстроены дома для бедных граждан Саратова, что ныне Масленниковские выселки, «Стрелка» тож, а также им разведен бульвар около нового собора <речь идет о Липках>. Вообще Масленников известен многими благотворительными делами, хотя темные стороны его жизни не составляли в свое время ни для кого тайны».
Запись из метрической книги Покровской церкви. Из архива Ольги Носенко
В советские годы
1951 г. Саратов. Военно-морской клуб. Кружок судомоделистов и его руководитель Иванов Павел Константинович
При новой власти с Покровской единоверческой церкви сбили кресты, соседняя с ней Свято-Владимирская богадельня ушла под нужды Красной армии, а сам храм был передан под Военно-морской клуб ДОСААФ. Одно из зданий, стоявших на «барановском участке», приспособили под гараж. Впрочем, старообрядцы, жившие здесь с середины XVIII века, не спешили покидать родные места.
Все дома, стоявшие по линии строительства новой набережной, в том числе и обе Покровские церкви, единоверческая и соседняя Старо-Покровская (Введенская), в том числе и сиротский приют для мальчиков имени братьев Гудковых и Чирихиной, были снесены в конце 1950-х – начале 1960-х годов.
Все дома, стоявшие по линии строительства новой набережной, в том числе и обе Покровские церкви, единоверческая и соседняя Старо-Покровская (Введенская), в том числе и сиротский приют для мальчиков имени братьев Гудковых и Чирихиной, были снесены в конце 1950-х – начале 1960-х годов.
Как менялась набережная
Конец 1940-х - начало 1950-х годов
Так выглядела Миллионная улица перед сносом. Слева - купол Покровской единоверческой церкви. Справа – дом на углу с Обуховским переулком. Видна территория будущего двора дома № 5 по Набережной Космонатов.
Середина 1950-х
Открытка 1955 года выпуска
Начало 1960-х
Пляж у строящегося дома № 5
Середина 1960-х
Открытка 1965 года издания
1967 год
Фотография из альбома Т.Бакмана «Саратов». Городской пляж у дома № 5
В 1970-е
Из книги Станислава Гридасова «Кристальные люди»
«За порядком во дворе следила старенькая баба Клава из третьего подъезда. Она любила кошек и подкармливала их, бродяг, десятками. Она любила сажать цветочки и кусточки, и весь наш двор, кроме спортплощадки, до которой ей не было дела, с весны до зимы превращался в минное поле. Не дай Бог мяч перелетит через сетку и помнет цветок, жди властного окрика. Залезть при ней на дерево или сломать ветку — немыслимо. Двор баба Клава обходила, приглядывая, ровно ли проложена дорожка между кустарником, не отвалилась ли доска в беседке, не курит ли кто. Она явно считала двор своей собственностью, будто владела на него охранной грамотой. Нас и наши шумные игры она не любила. Приходилось бороться за каждую пядь земли. Не только за тот участок, где качели, горка и песочница, это всё на законных детских основаниях — мы хотели обладать всем двором.
Надо сказали, что геймеры мы были отъявленные. Не только в футбол и в хоккей (а у девочек еще и бадминтон), еще и в казаки-разбойники, и в салочки, и в пристеночек, и в «танчики», расчерчивая весь двор своими «городами». Особенно трудно давался бросок, когда лезвие зажималось между указательным и средним пальцем, но если получалось и перочинный нож вонзался в землю, можно было двинуть на врага «тигра». Дрались — редко. В основном — играли.
Играли и дома. В «умновские» машинки, ползая по ковру, орнамент которого становился гоночной трассой. В волшебные «государства» — начитавшись Льва Кассиля, писателя-земляка, он жил через Волгу в видимом из моего окна городе Энгельс, бывшем до революции Покровской слободой. Государства, как и положено, воевали, мирились, издавали законы, газеты и романы, а также проводили чемпионаты мира по футболу.
Для моей страны выделены две полки в кладовой. Как же она называлась, страна моя? Забыл, помню только, что президентом был Виктор Капитонов, высокий зеленый солдатик, точнее — офицер в фуражке, а лучшим футболистом — Дмитрий Марадонов. Президент Капитонов иногда вспоминал молодость и выходил центрфорвардом все на тот же ковер в зале, только теперь по его краям ставились самодельные ворота, а бывшая гоночная трасса служила границей поля: за ней — аут.
Лучшие самодельные ворота у Саши Гуляева. Я звоню ему и зову в гости со своими. По форме они, правда, напоминали гандбольные, зато были сделаны из прочной проволоки, и когда мяч залетал в ворота, в них трепетала марлевая сеточка. Саша, помнишь?
Саша помнит всё. Его страна называлась Ливонская коммунистическая республика (Саша увлечен рыцарством и пишет длинные романы). Моя — Демократическая республика Кленовые листья. Ну конечно, ДРКЛ! Дэрэкээл! Голова моя дырявая.
«За порядком во дворе следила старенькая баба Клава из третьего подъезда. Она любила кошек и подкармливала их, бродяг, десятками. Она любила сажать цветочки и кусточки, и весь наш двор, кроме спортплощадки, до которой ей не было дела, с весны до зимы превращался в минное поле. Не дай Бог мяч перелетит через сетку и помнет цветок, жди властного окрика. Залезть при ней на дерево или сломать ветку — немыслимо. Двор баба Клава обходила, приглядывая, ровно ли проложена дорожка между кустарником, не отвалилась ли доска в беседке, не курит ли кто. Она явно считала двор своей собственностью, будто владела на него охранной грамотой. Нас и наши шумные игры она не любила. Приходилось бороться за каждую пядь земли. Не только за тот участок, где качели, горка и песочница, это всё на законных детских основаниях — мы хотели обладать всем двором.
Надо сказали, что геймеры мы были отъявленные. Не только в футбол и в хоккей (а у девочек еще и бадминтон), еще и в казаки-разбойники, и в салочки, и в пристеночек, и в «танчики», расчерчивая весь двор своими «городами». Особенно трудно давался бросок, когда лезвие зажималось между указательным и средним пальцем, но если получалось и перочинный нож вонзался в землю, можно было двинуть на врага «тигра». Дрались — редко. В основном — играли.
Играли и дома. В «умновские» машинки, ползая по ковру, орнамент которого становился гоночной трассой. В волшебные «государства» — начитавшись Льва Кассиля, писателя-земляка, он жил через Волгу в видимом из моего окна городе Энгельс, бывшем до революции Покровской слободой. Государства, как и положено, воевали, мирились, издавали законы, газеты и романы, а также проводили чемпионаты мира по футболу.
Для моей страны выделены две полки в кладовой. Как же она называлась, страна моя? Забыл, помню только, что президентом был Виктор Капитонов, высокий зеленый солдатик, точнее — офицер в фуражке, а лучшим футболистом — Дмитрий Марадонов. Президент Капитонов иногда вспоминал молодость и выходил центрфорвардом все на тот же ковер в зале, только теперь по его краям ставились самодельные ворота, а бывшая гоночная трасса служила границей поля: за ней — аут.
Лучшие самодельные ворота у Саши Гуляева. Я звоню ему и зову в гости со своими. По форме они, правда, напоминали гандбольные, зато были сделаны из прочной проволоки, и когда мяч залетал в ворота, в них трепетала марлевая сеточка. Саша, помнишь?
Саша помнит всё. Его страна называлась Ливонская коммунистическая республика (Саша увлечен рыцарством и пишет длинные романы). Моя — Демократическая республика Кленовые листья. Ну конечно, ДРКЛ! Дэрэкээл! Голова моя дырявая.
Зато моя страна всех уделывает в настольный хоккей. Я в совершенстве овладел приемом (в ДРКЛ не запрещенным), когда защитник бросает шайбу не клюшкой, а коньками-подставкой, прямым ударом, со всей что есть мощи. Мои защитники результативны, как Бобби Орр, а сам прием я называю «фуржикс», от него трещит вся хилая конструкция настольного хоккея, как дом фабриканта и миллионера Граббинга.
У Николая Носова в «Незнайке на Луне» был, конечно, никакой не «фуржикс», а «журфикс», jour fixe, день приема, и перепутать буквы для ученика французской спецшколы — стыд и срам, но шайба-то в воротах, а счет на табло.
Безликие синенькие и красненькие хоккеисты заменяются в уме на героев из «Монреаль Канадиенс» и «Торонто Мейпл Ливз». Зима, я выпрашиваю у мамы большой бельевой таз, наполняю его водой и выставляю на балкон. К утру получается идеально ровная ледяная поверхность дворца спорта «Форум», где разыгрывается финал Кубка Стэнли. Одной рукой я играю за красных, другой — за синих, и «Монреаль», конечно, побеждает. Во-первых, отменно стоит Кен Драйден. Во-вторых, Ги Лафлер забрасывает, как хочет.
А теперь вообразите мое счастье, мою грусть, когда на EBAY я увидел, а потом купил и получил по почте эти фигурки — один в один из моих фантазий, обычные хоккейные фигурки моего канадского мальчика-сверстника.
Что началось, когда я выложил их фотографию на фейсбуке и поделился этим, казалось бы, глубоко личным воспоминанием из ранних 70-х. Продюсер, один из создателей «Comedy Club» Таш Саркисян кричал: «Ой-ой-ой… Всё так… Синим фломастером расписывалась поляна, на борта наносилось магическое и непонятное «labatt». Ваня Гидаспов, выросший в Узбекистане, признался, что придумывал игрушечным хоккеистам специальные заграничные фамилии и вслух комментировал свои матчи с братом. И Дима Иванов, саратовец, раскрашивал фигурки под наших, советских, и канадцев.
Счастливое, такое богатое на игру советское детство, лишь оно во всем виновато, да, оно во всем виновато, то-то и оно, то-то и оно!
У Николая Носова в «Незнайке на Луне» был, конечно, никакой не «фуржикс», а «журфикс», jour fixe, день приема, и перепутать буквы для ученика французской спецшколы — стыд и срам, но шайба-то в воротах, а счет на табло.
Безликие синенькие и красненькие хоккеисты заменяются в уме на героев из «Монреаль Канадиенс» и «Торонто Мейпл Ливз». Зима, я выпрашиваю у мамы большой бельевой таз, наполняю его водой и выставляю на балкон. К утру получается идеально ровная ледяная поверхность дворца спорта «Форум», где разыгрывается финал Кубка Стэнли. Одной рукой я играю за красных, другой — за синих, и «Монреаль», конечно, побеждает. Во-первых, отменно стоит Кен Драйден. Во-вторых, Ги Лафлер забрасывает, как хочет.
А теперь вообразите мое счастье, мою грусть, когда на EBAY я увидел, а потом купил и получил по почте эти фигурки — один в один из моих фантазий, обычные хоккейные фигурки моего канадского мальчика-сверстника.
Что началось, когда я выложил их фотографию на фейсбуке и поделился этим, казалось бы, глубоко личным воспоминанием из ранних 70-х. Продюсер, один из создателей «Comedy Club» Таш Саркисян кричал: «Ой-ой-ой… Всё так… Синим фломастером расписывалась поляна, на борта наносилось магическое и непонятное «labatt». Ваня Гидаспов, выросший в Узбекистане, признался, что придумывал игрушечным хоккеистам специальные заграничные фамилии и вслух комментировал свои матчи с братом. И Дима Иванов, саратовец, раскрашивал фигурки под наших, советских, и канадцев.
Счастливое, такое богатое на игру советское детство, лишь оно во всем виновато, да, оно во всем виновато, то-то и оно, то-то и оно!
Фотография Николая Титова. Набережная в начале 1980-х. И мы ходили по этой аллее в школу
Мой настольный хоккей был простенький, советский, с легко гнущимися и часто ломающимися жестяными фигурками, а вот Костик Лапшин был обладателем импортного, электрического, у него даже загорался красный фонарь за воротами!
У Костика вообще все было не такое, как у других мальчишек во дворе. Лучшие финские сани (не санки), на которых они катались всей семьей по берегу Волги. Когда все остальные спорили, кому быть сегодня д'Артаньяном, Костик, к моему глубокому изумлению, выбрал Атоса. И жили они в огромной профессорской четырехкомнатной квартире. У его папы был отдельный кабинет! Резной стол орехового дерева, зеленое сукно, книги, чертежи какие-то, лупа. Книжные шкафы с прадедовской, из поколение в поколение, библиотекой. Обомлев (из кабинета меня вытягивают за руку, папу нельзя надолго отвлекать от работы), я получаю в подарок две дореволюционные фотографии Саратова.
На одной из них Немецкая улица громыхает двумя трамваями, слева — здание музыкального училища, здесь, на углу, в начале 20-х годов Тоша Кандидов и Женя Карасик будут ждать красивую девочку Тосю и по очереди носить за ней черную папку «мюзик» с вытисненным медальоном Антона Рубинштейна. Через дорогу — знаменитая на всю Волгу кондитерская «Жанъ» в доме Кузнецова. Если у Антона и Жени появлялись деньги, они вели Тосю в эту кондитерскую и угощали ее пирожным-безе. Только это теперь не Немецкая, а улица Республики, и Жанъ сбежалъ, и голод в Саратове, и кондитерская — нэпмана Василевича.
В квартире Костика с возрастом появляется другая компания, что-то вроде военно-морского клуба. Он и Илья Ярославский все реже играют с нами в хоккей, выписывают скучные журналы вроде «Юного техника», собирают модели кораблей и гордятся, что могут легко отличить фрегат от брига. Темный лес для меня до сих пор.
Давно умер папа Костика Федор Константинович. Девочка Тося вышла замуж за кондитера Василевича. Антон Кандидов стал футбольным Вратарем Республики, а Евгений Карасик — известным спортивным журналистом. Костик ходит по Волге на яхте «Баламут», сделанной собственными руками, но живет он уже в другом доме. Илья из второго подъезда — директор крупной лаборатории в Бостоне. Куда-то переехала Машка Королева из третьего. Тихо и незаметно ушла одинокая баба Клава.
А я — я немножко коллекционирую. Спортивные фигурки и журналы. Открытки и фотографии с видами старого Саратова. Ну и еще воспоминания, свои и чужие. У меня на столе — резного орехового дерева, зеленое сукно, компьютер, сканер, книги, лупа — лежит план-чертеж двора, уничтоженного в начале 60-х годов при строительстве нашего элитного дома на Набережной. Это ее, бабы Клавы, тайная грамота, найденная мной в архиве: Покровская единоверческая церковь, дом священника, хозпостройки, богадельня. Я накладываю план на свои детские воспоминания и вижу во дворе не одну бабу Клаву, а еще и других одиноких стариков и старух, иногда властных, чаще тихих. После революции церковь обратили в военно-морской клуб, а община осталась. Старообрядцы жили в нашем дворе двести лет подряд». (Из книги Станислава Гридасова «Кристальные люди»).
У Костика вообще все было не такое, как у других мальчишек во дворе. Лучшие финские сани (не санки), на которых они катались всей семьей по берегу Волги. Когда все остальные спорили, кому быть сегодня д'Артаньяном, Костик, к моему глубокому изумлению, выбрал Атоса. И жили они в огромной профессорской четырехкомнатной квартире. У его папы был отдельный кабинет! Резной стол орехового дерева, зеленое сукно, книги, чертежи какие-то, лупа. Книжные шкафы с прадедовской, из поколение в поколение, библиотекой. Обомлев (из кабинета меня вытягивают за руку, папу нельзя надолго отвлекать от работы), я получаю в подарок две дореволюционные фотографии Саратова.
На одной из них Немецкая улица громыхает двумя трамваями, слева — здание музыкального училища, здесь, на углу, в начале 20-х годов Тоша Кандидов и Женя Карасик будут ждать красивую девочку Тосю и по очереди носить за ней черную папку «мюзик» с вытисненным медальоном Антона Рубинштейна. Через дорогу — знаменитая на всю Волгу кондитерская «Жанъ» в доме Кузнецова. Если у Антона и Жени появлялись деньги, они вели Тосю в эту кондитерскую и угощали ее пирожным-безе. Только это теперь не Немецкая, а улица Республики, и Жанъ сбежалъ, и голод в Саратове, и кондитерская — нэпмана Василевича.
В квартире Костика с возрастом появляется другая компания, что-то вроде военно-морского клуба. Он и Илья Ярославский все реже играют с нами в хоккей, выписывают скучные журналы вроде «Юного техника», собирают модели кораблей и гордятся, что могут легко отличить фрегат от брига. Темный лес для меня до сих пор.
Давно умер папа Костика Федор Константинович. Девочка Тося вышла замуж за кондитера Василевича. Антон Кандидов стал футбольным Вратарем Республики, а Евгений Карасик — известным спортивным журналистом. Костик ходит по Волге на яхте «Баламут», сделанной собственными руками, но живет он уже в другом доме. Илья из второго подъезда — директор крупной лаборатории в Бостоне. Куда-то переехала Машка Королева из третьего. Тихо и незаметно ушла одинокая баба Клава.
А я — я немножко коллекционирую. Спортивные фигурки и журналы. Открытки и фотографии с видами старого Саратова. Ну и еще воспоминания, свои и чужие. У меня на столе — резного орехового дерева, зеленое сукно, компьютер, сканер, книги, лупа — лежит план-чертеж двора, уничтоженного в начале 60-х годов при строительстве нашего элитного дома на Набережной. Это ее, бабы Клавы, тайная грамота, найденная мной в архиве: Покровская единоверческая церковь, дом священника, хозпостройки, богадельня. Я накладываю план на свои детские воспоминания и вижу во дворе не одну бабу Клаву, а еще и других одиноких стариков и старух, иногда властных, чаще тихих. После революции церковь обратили в военно-морской клуб, а община осталась. Старообрядцы жили в нашем дворе двести лет подряд». (Из книги Станислава Гридасова «Кристальные люди»).
План предоставлен саратовским краеведом Вячеславом Давыдовым специально для данного проекта
Как сейчас выглядит арка,
стоящая на месте снесенной церкви
стоящая на месте снесенной церкви
Материал подготовил Станислав Гридасов
Руководитель проекта «Москва – Саратов»
Инициативная группа проекта «Порталы истории» :
Андрей Ботов, Станислав Гридасов, Алексей Кашанин, Дмитрий Назимов, Николай Новичков, Ольга Руднева, Игорь Сорокин, Анастасия Тарасова, Антон Хействер.
Андрей Ботов, Станислав Гридасов, Алексей Кашанин, Дмитрий Назимов, Николай Новичков, Ольга Руднева, Игорь Сорокин, Анастасия Тарасова, Антон Хействер.
Материал подготовлен в рамках проекта «Фотографии старого Саратова»
